Дамаскин (Орловский)

Архимандри́т Дамаски́н (в миру Влади́мир Алекса́ндрович Орло́вский; 26 декабря 1949, Москва) — советский и российский церковный историк, агиограф, доктор исторических наук (2017). Священнослужитель Русской православной церкви, архимандрит, клирик храма Покрова Пресвятой Богородицы на Лыщиковой горе в Москве^[1].

Автор многочисленных книг, статей и других материалов, посвящённых новомученикам и исповедникам Церкви Русской. Составитель жизнеописаний около тысячи репрессированных лиц духовного звания, созданных им на основе архивных исследований около ста тысяч архивно-следственных дел^[2] и сбора свидетельств очевидцев. Его труды значительно повлияли на развития агиографии в Русской православной церкви на рубеже XX и XXI веков. Автор статей и монографии по проблематике канонизации и почитания святых в Русской православной церкви. Участник многочисленных научных конференций, посвящённых данной тематике. Член Синодальной комиссии Московского Патриархата по канонизации святых (c 1996). Ответственный секретарь Церковно-общественного совета при Патриархе Московском и всея Руси по увековечению памяти новомучеников и исповедников Церкви Русской (c 2012). Научный руководитель Регионального общественного фонда «Память мучеников и исповедников Русской Православной Церкви», автор многочисленных биографических справок о новомучениках и исповедниках в Православной энциклопедии и член научно-редакционного совета по её изданию^[3].

Биография[править | править код]

По собственным воспоминаниям, «начал пробовать писать небольшие произведения довольно рано, в той или иной степени стараясь отразить окружавшую меня действительность и свои впечатления о ней. Ко времени поступления в институт у меня уже был в этом отношении опыт, и я не сомневался в своём поступлении»^[4].

Учился в Литературном институте имени А. М. Горького при Союзе писателей СССР; посещал семинар Михаила Лобанова^[5]. Будучи студентом Литературного института, понял, что «история народа России XX века во всех её проявлениях по сути далека от господствующей официальной версии»^[6]. По воспоминаниям Михаила Лобанова, «Писал рассказы с каждым предложением почти на целую страницу, что-то вроде „под Пруста“, за фразеологической сеткой не видны были герой, да и не ясно было, о чём идет речь. С таким текстом мало было шансов на защиту дипломной работы, вероятно, он и сам понимал это, взявшись наконец за тему более жизненную, позволившую ему полнее духовно выразить себя. Но всегда в выступлениях на семинаре, в замысловатых его иносказаниях чувствовалась духовность его интересов, и однажды, когда мы вечером после семинарского занятия в пустой аудитории говорили с ним о его дипломной работе, я был прямо атакован его спасительными назиданиями. Он уже не скрывал своей религиозности, и передо мною, грешным, опять возникла проблема: как бы он не пустился в такое же проповедничество на экзамене по марксизму-ленинизму»^[7][8]. С середины 1970-х годов осуществлял интервьюирование участников и свидетелей событий, связанных с арестами, различными формами преследования духовенства и мирян, закрытием и разрушением храмов^[9]. По признанию архимандрита Дамаскина в период обучения в Литературном институте имени А. М. Горького, он был уже достаточно церковным человеком: «И учился я среди хороших людей, которые оставили в моей памяти самое отрадное воспоминание. Некоторые из них впоследствии стали священниками. У меня нет претензий и к преподавателям. Несмотря на повышенную идеологизированность этого учебного заведения, я этого почти не замечал»^[2].

Окончил Литературный институт в 1979 году. Устроился работать в учебно-методическом кабинете при Министерстве приборостроения, средств автоматизации и систем управления СССР. В 1980 году его деятельность по сбору информации о подвиге новомучеников и исповедников приобрела систематический характер. С 1983 по 1986 год служил чтецом в Успенской церкви в Жилине в посёлке Томилино Московской области^[3]. По собственному признанию, «то, что я занимался мучениками, накладывало определённые ограничения и направляло меня на особый путь, логически вело к тому, что в 1988 году я принял монашество»^[10]. 7 апреля 1988 года в Преображенском кафедральном соборе города Иванова архимандритом Амвросием (Юрасовым) пострижен в мантию с именем Дамаскин в честь преподобного Иоанна Дамаскина^[3][2]. 28 декабря 1988 года епископом Ивановским и Кинешемским Амвросием (Щуровым) рукоположён в сан иеродиакона, 29 декабря — в сан иеромонаха. 29 декабря 1988 года награждён набедренником^[3]. Направлен служить в клир храма Воскресения Словущего села Толпыгино Приволжского района Ивановской области^[3], который не закрывался в советское время^[11].

В 1991 году стал членом Синодальной комиссии по изучению материалов, касающихся реабилитации духовенства и мирян Русской православной церкви, пострадавших в советский период^[3]. С 1993 года, будучи сотрудником Издательства Валаамского монастыря, трудился над изданием «Истории русской церкви»^[12]. По преобразовании в сентябре 1996 года издательства Свято-Преображенского Валаамского монастыря в Церковно-научный центр «Православная энциклопедия» продолжил трудиться в последнем, став куратором редакции истории Русской Церкви XX века^[13].

9 апреля 1996 года указом Патриарха Московского и всея Руси Алексия II назначен в клир храма Покрова Пресвятой Богородицы на Лыщиковой горе^[3]. 27 декабря 1996 года решением Священного синода РПЦ назначен членом Синодальной комиссии по канонизации святых Русской православной церкви^[14]. С несколькими единомышленниками создал Региональный общественный фонд «Память мучеников и исповедников Русской Православной Церкви»^[3], который был зарегистрирован 9 октября 1997 года^[15]. 9 января 2000 года возведён в сан игумена. 4 декабря 2003 года награждён палицей^[3]. 20 апреля 2008 года в Храме Христа Спасителя Патриархом Алексием II был удостоен права ношения креста с украшениями^[16].

6 октября 2008 года решением Священного синода включён в состав созданной тогда же рабочей группы для рассмотрения вопроса о почитании новомучеников и исповедников Российских XX века, канонизированных Русской православной церковью заграницей в период разделения^[17]. 15 января 2009 года по предложению митрополита Крутицкого и Коломенского Ювеналия избран делегатом от монашествующих Московской епархии на Поместный собор Русской православной церкви^[18], прошедший 27—28 января 2009 года в Москве. В феврале 2010 года включён в состав созданной тогда же Экспертной коллегии по научно-богословскому рецензированию и экспертной оценке Издательского совета Русской православной церкви^[19][20].

17 февраля 2011 года в Юго-Западном государственном университете в Курске защитил диссертацию на соискание учёной степени кандидата исторических наук на тему «Церковное служение и общественная деятельность епископа Гермогена (Долганёва) в условиях кризиса церковно-государственных отношений в России конца XIX — начала XX вв.»^[21][22] (научный руководитель З. Д. Ильина; официальные оппоненты С. В. Мироненко и И. А. Анфертьев). Решением Учёного совета ИРИ РАН монография рекомендована к печати и ей присвоен гриф ИРИ РАН^[23].

27 июля 2011 года решением Священного синода назначен секретарём Синодальной комиссии по канонизации святых^[24]. 25 декабря 2012 года назначен ответственным секретарём новообразованного Церковно-общественного совета при Патриархе Московском и всея Руси по увековечению памяти новомучеников и исповедников Церкви Русской. Кроме того, Синод поручил игумену Дамаскину к 1 марта 2013 года представить на рассмотрение Священного синода проект положения о Совете^[25]. 22 октября 2015 года на заседании Священного синода освобождён от должности секретаря Синодальной комиссии по канонизации святых с оставлением в составе Комиссии согласно поданному им прошению^[26]. 1 ноября 2016 года Патриархом Кириллом включён в состав созданной тогда же Комиссии по исследованию подвига новомучеников и исповедников и увековечению памяти почивших священнослужителей города Москвы^[27][28]. 1 февраля 2017 года решением Священного Синода включён в состав образованного тогда же Организационного комитета по реализации программы общецерковных мероприятий к 100-летию начала эпохи гонений на Русскую Православную Церковь^[29].

10 апреля 2017 года за Литургией в Малом Соборе Донском монастыре Патриархом Московским и всея Руси Кириллом был возведён в сан архимандрита^[30].

15 июня 2017 года в Белгородском государственном национальном исследовательском университете успешно защитил диссертацию на соискание ученой степени доктора исторических наук на тему «Восстановление практики причисления к лику святых и канонизация новомучеников российских в контексте взаимоотношений Церкви и государства: 1970—2011 гг.» (научный консультант З. Д. Ильина; официальные оппоненты А. В. Апанасенок, И. Л. Бабич, В. В. Коровин)^[31].

20 января 2020 года включён в состав созданной митрополитом Ювеналием (Поярковым) рабочей группы по изданию духовного наследия новомучеников и исповедников Церкви Русской. В задачу рабочей группы входит библиотечный и архивный поиск богословского и публицистического наследия новомучеников Церкви Русской, принятие решения о возможности и необходимости его публикации, предпечатная подготовка (набор и редактура), распределение материала по томам, верстка и издание.^[32].

Деятельность[править | править код]

Собирание материала[править | править код]

Его деятельность как историка началась со сбора частным порядком сведений о подвижниках благочестия, пострадавших в гонениях против Церкви в XX веке. По собственному признанию, «Сначала эти рассказы я только слушал, затем стал записывать. И чем дальше шло дело, тем яснее для меня становилось, что в нашем прошлом — огромная, очень значительная эпоха, в которой кроме темного — крови, убийств и предательств — есть много светлого: и, прежде всего, это ни с чем не сравнимая духовная красота христиан <…> Речь шла не только о наших мучениках, как о святых последнего времени, но и о церковном Предании: будет ли оно зафиксировано в житиях мучеников или на этом месте останется провал»^[2]. 1970-е — 1980-е годы он охарактеризовал как последний отрезок времени, когда преклонного возраста свидетели были ещё живы, а страх, который парализовал народ после прошедшего в стране террора, несколько ослабел, но был ещё достаточно силён, чтобы удерживать свидетелей от рассказывания «красивых» историй. «Таким образом, в те годы кто не знал, тот и не выдавал себя за знающего, а кто знал, тот хорошо осознавал значимость своего свидетельства — что оно есть не просто бытовой рассказ, а свидетельство о мученическом подвиге христианина и, в конечном счёте — свидетельство о Христе и Его Церкви»^[33]. Как отмечала Наталия Бонецкая, к тому моменту «преследования Церкви как тема разговоров была строжайше табуирована; протоколы допросов мучеников хранились в засекреченных архивах госбезопасности; церковные газеты выдавались только в спецхране Ленинки… Нужно было не просто иметь особое дерзновение, чтобы в этих условиях, казалось бы, полной безнадёжности, когда все каналы сведений были наглухо перекрыты и перед всяким церковно-историческим исследованием поставлена непроходимая стена, сделать собирание сведений о мучениках своей единственной, всепоглощающей жизненной целью»^[34]. Кроме того «вряд ли деятельность Владимира Орловского была вне поля зрения КГБ, и Владимир прекрасно это сознавал»^[35].

Стремясь собрать сведения о всех тех, кто был умучен за веру, совершал многочисленные поездки по самым разным по городам и деревням России. Весьма часто, приезжая в незнакомое место, Владимир знал лишь то, что здесь, в начале 1930-х годы служил священник, который в 1937-м был арестован и расстрелян. Но ему сопутствовала удача: «На незнакомой станции ему встречались именно те люди, которые имели то или другое отношение к данному исповеднику, через которых он попадал в дом, скажем, духовных детей святого, а то и его родственников; у них Владимир получал точнейшие сведения о жизни и подвиге святого, а также фотографии из семейного альбома»^[34]. Как отмечал сам игумен Дамаскин в 2007 году: «На первоначальном этапе собирание предания имело результаты только потому, что была помощь Божия этому делу, которое пестовалось и созидалось Им. Легко ли в незнакомом городе, где живут десять тысяч человек, найти два десятка свидетелей прошлого, бережно сохраняющих его в своей памяти как величайшую святыню? Но Господь указывал именно их, Господь же и подсказывал им, как и о чём нужно поведать». Также ему удалось собрать письменные источники, то есть воспоминания, которые свидетели сами записали^[33]. Сам Дамаскин (Орловский) так описывал принципы своей работы: «Принцип полноты выявления и отбора устных свидетельств реализовывался исследователем в региональном разрезе, в пределах одной области или нескольких смежных. Этот принцип позволил не только экономить время собирания и исследования, но и значительно повышал степень достоверности собранных данных. Он позволял об одном и том же событии, об одном и том же пострадавшем священнослужителе или мирянине собрать устные свидетельства нескольких свидетелей и таким образом сопоставить и максимально проверить достоверность получаемой информации». В итоге проделанной посредством интервьюирования работы с конца 1970-х до середины 1990-х годы были полу­чены сведения о пострадавших священнослужителях и мирянах: в Архангельской области — на 168 человек, в Алтайском крае — на 32 человека, в Белоруссии — на 12 человек, во Владимирской области — на 26, в Вологодской — на 106, в Воронежской — на 14, в Кировской — на 239, в Ивановской — на 49, в Республике Татарстан — на 38, в Республике Казахстан — на 18, в Кемеровской области — на 11, в Республике Коми — на 5, в Костромской области — на 65, в Краснодарском крае — на 57, в Мордовии — на 29, в Московской области — на 56, в Нижегородской — на 170, в Пермской — на 82, в Санкт-Петербурге и области — на 53, в Ставропольском крае — на 18, в Тверской области — на 20, в Тульской — на 17, на Украине — на 96, в Чувашии — на 19, в Ярославской области — на 27. Всего путем устных опросов были получены сведения на 1661 пострадавшего священнослужителя и мирянина^[36].

При этом «времени для опроса оставалось немного, каждый год уносил в мир иной всё больше свидетелей, так что, если на первом этапе задача собирания церковного предания ещё была осуществима, то в 1990-х годах это стало почти невозможным»^[33], в связи с чем продолжать деятельность по изысканию необходимой информации он мог только в архивах. Изыскательскую деятельность как столичных, так и провинциальных архивах была начата им ещё в 1970-х годах. С началом эпохи гласности стал больше времени отдавать архивной работе^[34]. Став в 1991 году стал членом Синодальной комиссии по изучению материалов, касающихся реабилитации духовенства и мирян Русской православной церкви, пострадавших в советский период, получил доступ к ранее недоступным исследователям архивным материалами, в частности, архивно-следственным делам КГБ^[3]. Это позволило провести сравнительный анализ фактов устного церковного предания и документов архивов^[33]. По собственному признанию, после открытия архивов КГБ «настало время проверить собранные устные источники архивными документами, и я стал ходить в архив почти как на работу»^[2]. Стал первым церковным историком, который привлёк к исследованию исторических судеб и роли новомучеников ранее недоступные материалы из более чем 100-тысячного корпуса судебно-следственных дел за 1917—1950 годы, документы органов госбезопасности^[37]. В дальнейшем проводил изучение также материалов Архива Президента РФ, ГАРФ, РГИА, архивов УФСБ по Москве и Московской области и прокуратуры Тверской области^[3], иных местных архивов^[37]. Найденная в архивах информация позволила проверить и дополнить информацию, полученную благодаря расспросам очевидцев^[38]. Такое расширение источниковой базы исследований по новейшей истории Русской церкви позволило вывести их на качественно новый уровень^[39]. При этом, как отмечала в 2000 году Наталья Бонецкая, «всю эту титаническую работу по собиранию и обработке данных совершает практически в одиночестве, без помощников и без какой бы то ни было стабильной материальной поддержки», при том, что «по масштабам, скажем, „нормального“ европейского исследователя то, что делал и делает игумен Дамаскин, под силу институту с солидным штатом и приличным финансированием»^[38].

Входил в редакционную коллегию по изданию фундаментального труда по истории Русской православной церкви первой половины XX века: «Акты Святейшего Тихона, Патриарха Московского и всея России, позднейшие документы и переписка о каноническом преемстве высшей церковной власти», изданного в 1994 году^[40]. В сборник были включены найденные иеромонахом Дамаскином документы и сведения, которых не было у его составителя Михаила Губонина^[41].

В 1990-е годы вместе с единомышленниками создал фонд «Память мучеников и исповедников Русской Православной Церкви» (зарегистрирован в 1997 году) с целью изучения всех проблем, касающихся новомучеников, а также изучения архивных документов, имеющих общеисторический характер и касающихся взаимоотношений Церкви и государства в советский период, архивно-следственных дел, непосредственно имеющих отношение к мученикам^[33], публикации их наследия. Созданные на основе комплексного изучения сотен тысяч выявленных и впервые введённых в научный оборот источников, труды Фонда составили документированную основу для принятия Юбилейным Архиерейским собором в августе 2000 года решений о канонизации более тысячи мучеников и исповедников Русской православной церкви^[3]. К 2007 году был изучен фонд, состоящий из девяноста шести тысяч архивно-следственных дел и послуживший основой для подготовки к включению в Собор новомучеников Российских — новомучеников Московской епархии, то есть арестованных в Москве и Московской области^[33].

Принципы составления житий новомучеников[править | править код]

Написание сборников житий новомучеников поставило вопрос о составлении канона современного агиографического жанра. Так как автор ставил перед собой цель продолжить прерванную традицию русской агиографии, то перед ним стал выбор между более ранней традицией написания сборников житий святых по типу Пролога, характеризующейся краткостью и изложением фактической, документальной стороны событий, и более поздней традицией написания житий, характеризующихся публицистичностью, авторским переосмыслением событий и литературно-художественной обработкой^[42]. Иеромонах Дамаскин, начиная публикацию житий, предпочёл следовать принципам раннехристианской агиографии, когда жития создавались на основе официальных документированных источников («мученические акты»^[43]) и устных свидетельств^[3]. Сам он отмечал в 2004 году: «В современных обстоятельствах, мне кажется, лучше писать жития по типу пролога или летописи — то есть просто излагать ход событий. Документальный текст дает возможность как раз опыту научиться — как вести себя в таких обстоятельствах. <…> В документах больше конкретных подробностей, больше практических вариантов, с максимальным приближением к жизни, не опосредованной литературой»^[42]. По мнению Наталии Бонецкой: «В самой сложнейшей практике, выросшей из жизни и опирающейся на его собственную философию агиографии, сложился Орловский как историк. А будучи профессиональным писателем, игумен Дамаскин внёс неоценимый вклад в развитие житийного жанра: опять-таки, он ориентировался на древнерусскую агиографическую традицию, творчески прививая ей новые черты»^[38]. В итоге по мнению Евгении Макаренко, «канонические жития последних десятилетий в большинстве своём представляют собой историко-документальный текст, который существует на стыке литературы и исторического факта»^[42]. В написанных им житиях велика роль текстов документов и относительно невелик процент текста самого автора^[44]. Так, в кратком житии священноисповедника Романа Медведя, опубликованном во втором томе «Житий новомучеников и исповедников Российских XX века Московской Епархии» (2003) доля авторского текста составляет 38 %, а в полном житии, вышедшем отдельным изданием в 2006 году, — 37^[45]. Но несмотря на это, «повествование оказывается пронизанным авторской интонацией, духовное присутствие автора ощущается постоянно»^[44].

Отмечал, что «мы живём в век изобилия письменных документов и свидетельств, и потому житие должно являться выверенным научным исследованием. Мы пишем о жизни святого, но эта жизнь проходила в реальных исторических обстоятельствах, с реальными скорбями, искушениями. <…> Выбросив те или иные факты из жизни святого, мы не только возведём клевету на него, но и введём в опасное заблуждение стремящихся ко спасению читателей, которые, читая жития, будут иначе представлять жизнь спасающегося, нежели она была. <…> Лакируя действительность, мы изменяем и Евангелию, ибо от страдающего Богочеловека до апостолов, мучеников и преподобных, крест и страдания сопровождают жизнь человека, и путь спасения не есть механический переход из класса в класс или шествие по карьерной лестнице»^[46]. Тем не менее, историк Сергей Фирсов в 2012 году отмечал, что в публикациях игумена Дамаскина «исторические факты, опирающиеся на архивные документы, перемежаются там с ничем не подтвержденными преданиями и рассказами»^[47].

Критерии канонизации[править | править код]

Выступает за максимально строгий подход к каждой конкретной канонизации^[48]. Настаивает на необходимости максимально полного изучения следственных дел перед тем как причислять всякого кандидата на канонизацию к лику святых: «Например, арестовывают священника в 1937 году, по протоколам допросов мы видим, что он держится мужественно, не идёт на компромиссы, не лжесвидетельствует, чтобы облегчить свою участь, не уступает давлению следователей. Если мы здесь остановим изучение, то у нас не останется сомнений в исключительно исповеднической жизни его — но в действительности, если мы ознакомимся со всем архивным фондом, всё может оказаться иначе. За два года до последнего ареста сотрудники НКВД вызвали этого священника как свидетеля и потребовали, чтобы он оговорил собрата, а иначе он из свидетеля может превратиться в обвиняемого — и он согласился дать показания против собрата, способствуя юридическому оформлению приговора того к осуждению. Поскольку картотека ведётся по фамилиям обвиняемых, а не свидетелей, то найти обвиняемого, который выступил и в качестве свидетеля, можно, лишь изучив весь фонд архивно-следственных дел»^[33]. Митрополит Коломенский и Крутицкий Ювеналий (Поярков), характеризуя игумена Дамаскина, которого он избрал делегатом Московской областной епархии на Поместный собор 2009 года, отметил: «Как член Синодальной комиссии по канонизации святых, игумен Дамаскин исследует подлинники мученических актов, которыми являются следственные дела. В работе он отличается принципиальностью. <…> Бывали случаи, когда, только благодаря позиции отца Дамаскина, мы переносили рассмотрение вопроса, который, как он считал, недостаточно изучен, на следующее заседание. По своему личному желанию он собрал огромные сведения о новомучениках и исповедниках Российских и, не испрашивая средства в Патриархии, нашёл возможность издать несколько томов их житий. Батюшка отличается скромностью и личным смирением»^[18].

Критиковался за излишнее доверие к следственным делам, в том числе в них признаниям собственной вины в инкриминируемых преступлениях^[49][50]. Так, Юлия Данилова пишет: «Нам представляется, что отношение исследователей к следственным документам, авторами которых были сотрудники ЧК, ГПУ, НКВД и т. п., должно быть не просто осторожным, оно должно быть гиперкритическим. По-видимому, все же нельзя уравнивать римских дознавателей и истязателей с их советскими коллегами. Ревнители религии большинства (тогда это было язычество), римские гонители христиан не боялись огласки, не стремились скрыть результаты и методы своей деятельности. В отличие от них чекисты стремились искоренить религию подавляющего большинства и, опасаясь народных волнений, максимально засекречивали, а то и просто уничтожали следственные документы. Широко практиковалась и простая подделка документов в интересах следствия. Многие документы заставляют исследователей подозревать, что показания были сфабрикованы следователем, а подпись подследственного либо получена в полусознательном состоянии, либо поставлена вообще посторонним лицом»^[43].

Работая в Синодальной комиссии по канонизации святых, стал заниматься разработкой общих критериев канонизации святых, а также упорядочиванием списков канонизированных святых. Критиковал стремление канонизировать Ивана Грозного и Григория Распутина, видя в этом «инструмент для достижения тех или иных политических целей», полагая, что «в тех случаях, когда канонизация имеет нецерковные цели, она становится средством разрушения Церкви»^[51]. В 2018 году вышла его монография «Слава и трагедия русской агиографии. Причисление к лику святых в Русской Православной Церкви: история и современность», в которой дана оценка процесса канонизации святых, прослеживается история возрождения канонизации святых в Русской православной церкви после 1917 года^[52]. Автор приходит к выводу, что «к концу XX столетия, были утрачены … фундаментальные представления о том, как и на каких основаниях в Русской православной церкви совершалось причисление к лику святых, какой была практика канонизации до революционных преобразований XX в.»^[53] Анализируя причины псевдоканонизаций, появившихся в России в первой половине XIX века и получивших «расцвет» в постсоветское время, автор усматривает их в духовном состоянии российского общества. Автор доказывает, что политически ангажированные лица, исходя из частных мотивов, пытались настоять на признании достаточным основанием для канонизации тех или иных людей факта их насильственной смерти без исследования архивных документов, что означало бы ревизию христианской нравственности, отказ от церковных критериев канонизации^[54]. Автор на десятках примеров доказывал недостаточность общенаучных методов для уяснения поведенческой характеристики обвиняемых, утверждая, что необходим и анализ мотивации и поступков человека под углом зрения христианского вероучения с нравственных позиций^[54]. В январе 2020 года, выступая на Рождественских образовательных чтениях с докладом утверждал: «Обязательным условием канонизации является наличие в материалах определенных фактов, свидетельствующих о святости угодника Божия: 1) праведная жизнь, 2) подтверждающие праведность жизни посмертные чудотворения, и только на 3-м месте — почитание подвижника церковным народом. Причём, такой критерий, как посмертные чудотворения, не зависящие от человеческих суждений и находящиеся исключительно в ведении Божием, является основным и решающим <…> Если по молитвам почившего праведника не совершалось никогда чудотворений, то хотя бы его имя находилось в разных списках и десятки лет, как якобы прославленного святого, он останется таким же непрославленным усопшим до тех пор, пока Бог не прославит его чудотворениями <…> Ни отдельный человек, ни Архиерейский Собор, ни Поместный Собор не могут определить, что человек свят и его следует канонизовать. Область святости лежит вне их ведения, Собор может лишь засвидетельствовать то, что уже дано в свидетельстве Божием»^[55].

Публикации трудов и их оценки[править | править код]

Наступившая свобода печати дала иеромонаху Дамаскину (Орловскому) возможность публиковать свои труды. С 1992 по 2002 годы было издано 7 составленных им сборников «Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви XX столетия», содержащих около 900 житий^[3]. По словам автора: «Всё издание вначале планировалось, исходя из двух критериев. Первый критерий — это епархиальный принцип. <…> Епархиальный принцип был избран для того, чтобы церковному читателю была ясна взаимосвязь этих святых хотя бы на одной территории. И чтобы можно было ясно проследить связь: кто был духовный отец, каких они держались мнений, суждений церковных. <…> второй принцип <> это — „Месяцеслов“, дни памяти святых по датам». Первый том был посвящён подвижникам Нижегородской епархии, второй — Иваново-Вознесенской и Пермской епархий, третий — Тверской епархии^[56]. Жизнеописания сопровождаются уникальными, сохранившимися в большинстве случаев в единственном экземпляре фотографиями, развёрнутыми авторскими предисловиями^[57], документальными публикациями, авторскими историко-источниковедческими обзорами, календарём памяти мучеников и исповедников, прославленных Русской православной церковью на архиерейских соборах 1989, 1997, 2000 годов. Специфика агиографического жанра поставила автора перед необходимостью поиска адекватного археографического оформления архивной информации: в первых двух книгах автор не сопровождает текст ссылками на источник; в третьей — применяются археографические правила оформления, в том числе полные шифры каждого привлечённого источника, что затрудняет пользование текстами житий тем, кому они прежде всего адресованы, — простым читателям; в последующих книгах автор ограничил состав сведений в ссылках наименованием библиографических изданий и архивов^[58].

Этот труд принёс автору известность и составил основу агиографического и исторического фундамента канонизации мучеников и исповедников XX века в 2000 году^[6]. 19 сентября 1997 года за вышедшие к тому времени первый и второй тома^[3] был награждён Макариевской премией второй степени в номинации «История Православной Церкви»^[59] (Премия вручалась впервые после её возрождения^[60]). В 2002 году^[3] был награждён премией Союза писателей России «Имперская культура» им. Эдуарда Володина за многотомное исследование судеб пострадавших за веру в XX веке^[61]. Председатель Союза писателей России Валерий Ганичев в 2003 году написал про цикл книг: «Двадцать пять лет работы при разной степени допуска к архивам и материалам, тысячи бесед и судебных дел, свидетельств, представлявших более 800 житий новомучеников, причисленных к лику святых, сделают этот труд произведением мирового порядка, ибо он воссоздает впервые духовно-нравственный облик нашего народа, его стойкость, его душу, которая и сохранила нам до сего времени Русь и её Веру»^[62]. В 2005 году Зинаида Иноземцева в журнале «Отечественные архивы» высоко оценила семитомный труд «Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви XX столетия. Жизнеописания и материалы к ним» (1992—2002), назвав его «уникальным агиографическим трудом <…>, который получает всё более широкое признание научной общественности как знак нового времени в истории России на её пути к истокам традиционной культуры в общественно-религиозной жизни»^[58]. Игумен Андроник (Трубачёв) в 19 томе «Православной энциклопедии» (2008) охарактеризовал данный труд как основополагающий для развития русской агиографии на рубеже XX и XXI веков^[63].

Продолжением этого труда стали «Жития новомучеников и исповедников Российских XX века Московской епархии» в пяти томах (Тверь, 2002—2005) под общей редакцией митрополита Крутицкого и Коломенского Ювеналия (Пояркова); в 2005—2006 годы были допечатаны 4 дополнительных тома^[64]. Часть тиража была бесплатно роздана храмам и монастырям Московской епархии^[65]. Некоторые жития, вошедшие в эти издания, размещались на епархиальных и иных сайтах, а также использовались при издании брошюр в епархиях Русской православной церкви^[66].

В 2005 году началось издание полного собрания «Житий новомучеников и исповедников Российских XX в.» в соответствии с их церковной памятью по месяцам; на настоящий момент изданы жития за январь (2005), февраль (2005), март (2006), апрель (2006), май (2007), июнь (2008), июль (2016; в двух томах)^[67]; кроме того, в эти сборники включены жития тех святых, чья память празднуется только в Соборе новомучеников и исповедников^[3]. Это было не переиздание семитомника «Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви XX столетия», а минеей с дополненными и уточнёнными сведениями о святых^[46].

В 2010 году переработал ранее написанную им биографию епископа Гермогена (Долганёва) в кандидатскую диссертацию^[68] и 17 февраля 2011 года успешно её защитил^[21]. В том же году его кандидатская диссертация издана отдельной монографией. 12 сентября того же года за данную монографию удостоен Всероссийской историко-литературной премии «Александр Невский» второй степени^[69][70]. Доктор исторических наук Владимир Лавров дал высокую оценку этой монографии: «Автор избрал идеальный путь для объективного воссоздания личности и деятельности епископа Гермогена. С одной стороны, он дал собственный анализ и оценку этого выдающегося иерарха Русской православной церкви, с другой — вынес на самостоятельный суд читателей тексты проповедей епископа, его переписку с духовными и светскими лицами, письма к императору Николаю II, многочисленные свидетельства современников о воздействии епископа Гермогена и его проповедей на паству. Перед читателями впервые предстаёт живой образ епископа Гермогена, исключительно обаятельного, высококультурного и чуткого человека, получившего фундаментальное светское и духовное образование, образ человека с высокоразвитым патриотическим чувством». Также он отметил, что монография «способствует восполнению фрагментарности научного знания о взаимоотношениях Церкви и государства в период, завершившийся крахом Российской империи»^[23]. Однако секретарь Учёного совета Общецерковной аспирантуры и докторантуры кандидат исторических наук А. И. Мраморнов дал в том же году отрицательную оценку монографии, назвав её образчиком не очень качественной исследовательской работы. Основные моменты, критикуемые в монографии: обильные цитирования источников, уже ранее введённых в научный оборот; основной текст книги базируется на узком круге источников, несмотря на большое заявленное их количество; монография фактически представляет собой слабоизменённый текст ранее написанного игуменом Дамаскином жития епископа Гермогена 2008 года издания, расширенный в основном за счёт большого количества пространных цитат; замалчивание отрицательных последствий административной деятельности епископа Гермогена. Кроме того, Мраморнов отмечает: «Нельзя не пожелать, чтобы в обновленной Синодальной комиссии по канонизации святых исчезла бы странная монополия одного автора на создание агиографических текстов»^[68].

С 2008 года является постоянным автором журнала «Фома», в каждом номере которого традиционно публикуется одно из составленных им житий новомучеников. По словам Владимира Легойды: «в редакции журнала „Фома“ мы решили, что статьи о новомучениках должны быть в каждом номере. Во многом это решение удалось претворить в жизнь, благодаря поддержке игумена Дамаскина, ставшего нашим постоянным автором». При этом игумен Дамаскин не просто перепечатывал в журнале ранее составленные им тесты, а сокращал и адаптировал под формат журнала. В 2015 году составленные для «Фомы» литературные биографии вышли отдельной книгой^[71][72].

Неоднократно выступал на различных конференциях с докладами по важнейшим вопросам, касающимся канонизации святых. Опубликовал ряд статей, посвящённых истории и критериям канонизации святых в Русской православной церкви. По данной тематике им была написана монография «Слава и трагедия русской агиографии. Причисление к лику святых в Русской Православной Церкви: история и современность», изданная в октябре 2018 года^[73]. Это первый в своём роде труд, в котором глубоко и всесторонне рассматриваются сложные вопросы о причислении к лику святых в Русской Православной Церкви^[48]. Зинаида Иноземцева характеризовала данную монографию как «весомый вклад в изучение отечественной истории с учетом религиозного фактора. <…> Важен историко-архивоведческий вывод автора, основанный на анализе источниковой базы проблемы, о достаточности сохранившегося в составе Архивного фонда РФ комплекса документов для восстановления исторического контекста эпохи, характера изменений в отношении к духовенству и верующему народу на каждом этапе построения атеистического государства. <…> Научную ценность представляют библиография (716 наименований), в целом историографический обзор, научно-археографическое оформление издания, в котором особый интерес представляет анализ забытого наследия архиепископа Сергия (Спасского), титаническая работа которого позволяет составить уточнённый перечень всех имён святых, канонизированных до 1918 <…> монография содержит ценнейший материал для лекционных курсов, читаемых в церковных и светских вузах, преподавателей школ, работников государственных и общественных организаций, для широкого круга читателей»^[74]

9 июня 2022 года в Зале церковных соборов Храма Христа Спасителя стал лауреатом XI сезона Патриаршей литературной премии имени святых равноапостольных Кирилла и Мефодия, который награждён «за вклад в развитие русской литературы»^[75].

Награды[править | править код]

• медаль святителя Иннокентия Московского и Коломенского (8 ноября 2000 года) — за труды в Синодальной комиссии по канонизации святых^[3]
• медаль преподобного Серафима Саровского II степени (3 октября 2007 года) — за труды в Синодальной комиссии по канонизации святых^[76]
• памятная медаль медаль в честь 1020-летия Крещения Руси (1 октября 2008)^[77]
• Орден Преподобного Сергия Радонежского III степени (22 декабря 2013 года) — «во внимание к усердным трудам на благо Церкви Христовой и в связи с 25-летием служения в священном сане»^[78].
• Орден Преподобного Сергия Радонежского III степени (18 ноября 2019 года) — «во внимание к усердным трудам на благо Святой Церкви и в связи с 70-летием со дня рождения»^[79].
• право служения Божественной литургии с отверстыми Царскими вратами до «Херувимской песни» (17 апреля 2022 года, к празднику Святой Пасхи) — «за усердное служение Святой Церкви»^[80]

Список публикаций[править | править код]